Поклонный крест «Памяти жертв красного террора в Керчи. 1920—1921».

14 ноября 1920 года Севастопольскую бухту покинули последние корабли белого флота, увозящие в неизвестность многие тысячи военных и беженцев. Исход Русской Армии генерала П.Н. Врангеля за пределы Отчизны, произошедший в ноябре 1920 года, официально принято считать временем окончания гражданской войны на Юге России, ее закономерным итогом.

Еще в дни штурма Перекопа, когда с пугающей очевидностью стало ясно, что Крым удержать не удастся, П.Н.Врангель распорядился срочно подготовить суда в Севастополе, Феодосии, Ялте, Керчи, Евпатории. В результате с полуострова удалось эвакуировать 145 693 человека (из них около 5000 раненых и больных). Из страны было вывезено: до 15 тысяч казаков, 12 тыс. офицеров, 4-5 тыс. солдат регулярных частей, более 30 тыс. офицеров и чиновников тыловых частей, 10 тысяч юнкеров и более 100 тысяч гражданских лиц.

Однако кошмар переполненных кораблей и последовавшее затем полуголодное прозябание на чужбине, не шли ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю тех, кто остался. После завершения эвакуации в Крыму оставалось ни много ни мало – 2009 офицеров и 52687 солдат Русской армии. Кроме того, в госпиталях полуострова находилось около 15 тысяч раненых и больных. По разным причинам, страну не пожелало оставить более 200 тысяч гражданских и военных чиновников, журналистов, актеров, врачей…

Неудивительно, что столь высокая концентрация на территории полуострова «представителей эксплуататорских классов» никак устраивала большевистское руководство. Невзирая на свои декларативные заявления об объявлении широкой амнистии, Ленин и его присные по-прежнему видели Крым оплотом контрреволюции. Выступая 6 декабря 1920 года на совещании московского партийного актива, Владимир Ильич заявил: «Сейчас в Крыму 300 000 буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим».

Сразу же после победы большевики развернули активное истребление тех, кто, по их мнению, являлся «врагами власти трудящихся» и уже лишь поэтому не заслуживал жизни. Десятками и сотнями красноармейцы 2-й Конной армии доблестного командарма Миронова рубили больных и раненных шашками в захваченных лазаретах. В ночь с 16 на 17 ноября на феодосийском железнодорожном вокзале города по приказу комиссара 9-й дивизии Моисея Лисовского было расстреляно около сотни раненых офицеров Виленского полка, не успевших эвакуироваться. Это была стихийная фаза террора, на смену которой вскоре приходит организованная. Для ликвидации потенциального очага сопротивления большевизму создается «особая тройка», наделенная практически ничем неограниченной властью…

В состав ее вошли: член РВС Юного фронта Красной Армии, председатель Крымского военно-революционного комитета Бела Кун (по одним данным венгр, по другим – венгерский еврей), секретарь обкома партии Розалия Самойловна Залкинд («Роза Землячка» – так самая, которую А.И. Солженицын назовет «фурией красного террора», и чей прах до сих пор мирно покоится в Кремлевской стене), а также председатель ЧК Михельсон.

Бела Кун опубликовал такое заявление: «Товарищ Троцкий сказал, что не приедет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер останется в Крыму; Крым это – бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то мы быстро подвинем его к общему революционному уровню России…»

На полуострове был введен режим чрезвычайного положения. Все дороги, ведущие из Крыма, были блокированы, и люди не могли покинуть полуостров, поскольку все пропуска подписывал непосредственно Бела Кун. 17 (4) ноября 1920 года был издан приказ Крымревкома N 4 согласно которому все лица, прибывшие в Крым с Добровольческой армией (на июнь 1919 г.), офицеры, чиновники военного ведомства и другие работники деникинских подразделений и Русской армии Врангеля должны были в 3-дневный срок явиться для регистрации. Лица, не явившиеся на регистрацию либо не зарегистрировавшиеся в указанный срок, рассматривались как шпионы, подлежащие высшей мере наказания «по всем строгостям законов военного времени».

Подавляющее большинство принадлежащих к перечисленным в приказе Крымревкома категориям лиц с готовностью пришло на регистрационные пункты с документами, удостоверяющими личность, сразу же образовав многотысячные очереди. Явившимся на регистрацию было предложено заполнить анкеты с перечнем вопросов, на которые в обязательном порядке необходимо было ответить. В числе стандартных вопросов о социальном положении, имени, дате и месте рождения, в анкете также предлагалось ответить и на другие вопросы. Например, почему не выехал за границу вместе с отступающей армией Врангеля; а остался в Крыму. Отвечая на этот, вопрос, многие писали о своей любви к родине, что на чужбине им делать нечего, и они хотят жить в России и работать на благо народа, и не намерены осуществлять контрреволюционную деятельность.

В анкете было предупреждение: писать правду и явиться в Особый отдел по первому требованию, в противном случае родственники заполнившего анкету лица будут взяты в заложники. После заполнения анкеты одних отправляли в тюрьму, других отпускали и обязывали повторно явиться через несколько дней.

Повторно прибывших в ЧК по прошествии оговоренного срока, еще раз допрашивали, всячески стараясь сбить с толку рядом провокационных вопросов, и затем, в случае, если полученные ответы удовлетворяли допрашивающих, человек получал на руки заверенную копию анкеты. Тех, кому сохранили жизнь, отправляли на север, в концентрационные лагеря, что было равносильно расстрелу. Партии осужденных гнали в лагеря пешком, без пищи и воды. Разумеется, при таких условиях смертность среди этапируемых узников была очень высокой, причем, не только от голода и усталости, но также и от пуль конвоиров, которым было значительно легче расстрелять весь этап в степи, списав потерю на тиф, чем гнать его куда-то в Рязань. В случае если кому-то удавалось бежать, большевики обрушивали месть на оставшихся.

Впрочем, подобные методы будут практиковаться после 1921 года, когда, пресытившись кровью, красные палачи станут действовать более разборчиво, отправляя на смерть лишь часть «представителей свергнутых классов», а другую их часть – тех, чья виновность представлялась значительно меньшей – в лагеря.

Многие из оставшихся офицеров и солдат Русской армии истолковали приказ Крымревкома как амнистию, и явились на регистрационные пункты, чтобы быть внесенными в списки. Поначалу людей регистрировали и распускали по домам. У многих появилась надежда, что большевики выполнят свои обещания о помиловании и рыцарском отношении к побежденным, данные накануне взятия полуострова, 10 и 11 ноября. Но вскоре выходит новый приказ, согласно которому была объявлена повторная регистрация, и все пришедшие на нее были арестованы.
Они были разделены на две категории:
1) все офицеры и военные чиновники и солдаты «цветных» частей;
2) солдаты остальных частей.

Осужденных выводили к месту казни раздетыми и привязанными друг к другу, становили спиной к выкопанной ими же самими общей могиле, а затем расстреливали из пулеметов. 

В графе «В чем обвиняется?» следователи Особых троек без сомнений писали: «казак», «подпоручик», «чиновник военного времени», «штабс-капитан», «участник армии Врангеля» и т.п.

В начале декабря 1920 г. за подписью Р.Землячки публикуется следующий документ: «Путем регистрации, облав и т. п. было произведено изъятие служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество врангелевцев и буржуазии было расстреляно (например, в Севастополе из задержанных при обыске 6000 человек отпущено 700, расстреляно 2000 человек), остальные находятся в концентрационных лагерях…»

Вслед за офицерами террор практически сразу же перекинулся на мирное население. Людей уничтожали «за дворянское происхождение», «за работу в белом кооперативе», а то и вовсе «за принадлежность к польской национальности».

По улицам городов Крыма рыскали чекисты и особотдельцы, арестовывая всех, кто подвернется им под руку. Как правило, для того чтобы угодить в «чрезвычайку», было достаточно иметь интеллигентную внешность и быть прилично одетым.

Впоследствии большевики сменят тактику и станут устраивать облавы, оцепляя целые кварталы. Сгоняя задержанных в фильтрационные пункты (чаще всего в роли таковых выступали городские казармы), чекисты проводили в течение нескольких дней сортировку, проверяя документы и решая, кого отпустить на свободу, а кого увезти за город, на расстрел.

Характеризуя состав погибших, официальный представитель Наркомнаца в Крыму М.Султан-Галиев писал: «…среди расстрелянных попадало очень много рабочих элементов и лиц, оставшихся от Врангеля с искренним и твердым решением честно служить Советской власти. Особенно большую неразборчивость в этом отношении проявили чрезвычайные органы на местах. Почти нет семейства, где бы кто-нибудь ни пострадал от этих расстрелов: у того расстрелян отец, у этого брат, у третьего сын и т.д.»

«Крым походил в то время на один большой концентрационный лагерь, прообраз будущего ГУЛАГа в размерах одного полуострова…»

Массовые расстрелы происходили одновременно во всех городах Крыма под руководством Особого отдела 4-й армии, и продолжались до 1 мая 1921 г. после чего волна террора медленно начинает идти на убыль.

Точное число жертв учёту не поддаётся, но, по мнению крымского краеведа Петрова, составляло не менее 20 тысяч (доказуемое число). Максимальное число жертв террора оценивалось в 120 000 человек. По официальным советским данным, в 1920—1921 годах в Симферополе было расстреляно около 20 тысяч человек, в Севастополе — около 12 тысяч, Феодосии — около 8 тысяч, в Керчи — около 8 тысяч, в Ялте — 4—5 тысяч, всего в Крыму — до 52 тысяч человек[58]. По оценкам Максимилиана Волошина, террор 1920—1921 годов пережил только один из трёх крымских интеллигентов.

Историк С. В. Волков привёл такие расчёты:

• при Русской армии Врангеля насчитывалось до 300 000 военнослужащих и служащих по гражданским ведомствам, в том числе до 50 000 офицеров;
• было эвакуировано до 70 000 военнослужащих и служащих, из них примерно 30 000 офицеров;
• согласно утверждённым крымскими властями правилам, уничтожению подлежали все офицеры и чиновники военного ведомства, а также солдаты «цветных частей»;
• согласно данным из советских источников, было казнено 52 000 человек;

Эта цифра вполне согласуется с количеством лиц Русской армии, которые не смогли или не пожелали эвакуироваться и которые были отнесены к категории, подлежащей уничтожению.

При этом историк обращает внимание на то, что свидетели происшедшего были настолько впечатлены размахом убийств, что указывали цифры казнённых в 120 000 или даже в 150 000 человек.

После опубликования Крымревком Приказ № 4 от 17 ноября 1920 года об обязательной регистрации в трёхдневный срок иностранцев, лиц прибывших в Крым в периоды отсутствия там Советской власти, офицеров, чиновников и солдат армии Врангеля, в Керчи началась регистрация указанных категорий граждан. Приказом уполномоченного Крымской ударной группы по городу Керчи И. М. Данишевского, изданным 30 ноября 1920 года, «по городу Керчи и окрестностям» предписывалось:
"В целях учета и регистрации всех лиц, состоявших на службе в белых армиях, приказываю: всем домовым комитетам, а где таковых нет, домохозяевам и квартировладельцам в 48-ми часовой срок представить в особый пункт города Керчи (Строгановская улица рядом с мужской гимназией) точные и подробные сведения о проживающих в их домах лицах, когда-либо состоящих в одной из белых армий, независимо от занимаемой должности и чина, и до сих пор не зарегистрировавшихся в особых отделах. Уклонившиеся от исполнения настоящего приказа будут рассматриваться как злоумышленники против Рабоче-Крестьянской Республики и будут расстреляны."

Как и по всему Крыму, тройки рассматривали дела зарегистрированных и задержанных не индивидуально, а списочно, десятками и сотнями людей в одном списке. Делалось это для убыстрения процедуры рассмотрения дел, что естественно сводило на нет шансы объективного рассмотрения дел задержанных. Исследователь Абраменко, изучавший закрытые в спецхранах дела репрессированных, приводит в пример судьбу Сорокова Иван Алексеевич, 1888 г. р., уроженеца Бессарабской губернии, подпоручика, в 1917 году бывшего председателем Керченского портового рабочего комитета, казнённого в числе 174 человек по списочному решению «тройки». К анкете И.А.Сорокова приколото ходатайство большой группы портовых рабочих Керчи об его освобождении. В ходатайстве рабочие писали что Сороков за руководство рабочим комитетом уже был приговорен белыми к расстрелу, но рабочие его отстояли; сейчас же, при «власти трудящихся», рабочие не сомневаются, что, учитывая большой авторитет Сорокова среди Керченских рабочих, они не допустят его казни. Ходатайство рабочих на судьбу Сорокова не повлияло — он, как и все включённые в список, был казнён.

В январе 1921 года в Керчи была сформирована городская ЧК с правом вынесения смертных приговоров. В ней были нередки злоупотребления служебным положением и даже откровенная уголовщина: избиения арестованных, к смертной казни был приговорён несовершеннолетний. За эти нарушения Крымская областная чрезвычайная комиссия была вынуждена привлечь членов коллегии Керченской ЧК к уголовной ответственности. Однако своим сослуживцам чекисты выносили сравнительно мягкие приговоры — так, некто Михайлов, член коллегии Керченской ЧК, был приговорён к одному году тюрьмы, а председатель Керченской ЧК, Иосиф Каминский, будучи признан виновным в многочисленных нарушениях «советской законности» (расстрел несовершеннолетнего, избиение арестованных), с учетом «прежних заслуг перед революцией» был только освобожден от занимаемой должности.

В Керчи, как и по всему Крыму, расстрелы производились как правило на окраине города, в укромных местах, которые доподлинно не установлены. Но было и отличие, сделавшее Керчь в отношении мест проведения казней 1920—1921 годов уникальным городом — С.П.Мельгунов писал, что чекисты, именуя операцию по истреблению людей «десантом на Кубань», вывозили приговорённых к смерти в море на баржах и топили их там.

В ноябре 2010 года между городской тюрьмой и карьером — теми местами, где, как полагают краеведы, вполне могли происходить расстрелы, на территории храма апостола Андрея Первозванного накануне 90-летия исхода из Крыма Русской армии и начала красного террора, был установлен поклонный крест «Памяти жертв красного террора в Керчи. 1920—1921». Крест был установлен стараниями Керченского союза монархистов по инициативе вице-президента российского «МедиаСоюза» Е.К.Зелинской по благословению митрополита Симферопольского и Крымского Лазаря на средства Благотворительного фонда преподобного Серафима Саровского и Благотворительного фонда «Участие». Предок Е.К.Зеленской — полковник Русской армии Г.Т.Магдебург — был расстрелян в Керчи в числе прочих, сдавшихся на милость победителей, в ноябре 1920 года.

Памятник выполнен в виде чёрного гранита 6-конечного креста, с возложенным на него терновым венцом, созданным по подобию знака Первого Кубанского Ледяного похода. Крест водружён на такое же чёрное гранитное основание, на котором высечена библейская надпись из истории о первом человекоубийстве, причиной которого стала ослепляющая зависть: «И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? …голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли».

Ссылка на источник текста 1, ссылка на источник текста 2.