Л.І.Брєжнєв і с.Колонщина

Пам’ятний знак про перебування в листопаді – грудні 1943 в селі Колонщина полковника Брєжнєва Лєоніда Ілліча, майбутнього Першого секретара ЦК КПСС (1964—1966), Генерального секретара ЦК КПСС (1966—1982). Голови Президії Верховної Ради СРСР у 1960–1964 і 1977–1982 роках. Маршала Радянського Союзу. Чотириразового Героя Радянського Союзу (1966, 1976, 1978, 1981). Героя Соціалістичної Праці (1961). Лауреата Ленінської премії з літератури (1979).

В листопаді – грудні 1943 в селі Колонщина знаходився штаб армії.

У першій половині листопада війська 1-го Українського фронту вийшли на лінію Чорнобиль, Малин, Житомир, Фастів, Стайки, створивши великий плацдарм на правому березі Дніпра.

Німецьке командування прагнуло відновити оборону по Дніпру і з цією метою спланувало контрнаступ для оточення та знищення житомирського угруповання військ Червоної армії і подальшого розвитку наступа на Київ. Головний удар завдавався з півдня, з району Фастова на Брусилів, другий — з району Житомира на Радомишль, прагнучи вийти на шосе Житомир — Київ.

17 листопада німецькі війська перерізали шосе біля міста Коростишів  і почали наступ на Київ.

Для зупинення наступу німців, серед інших військ, були перекинуті з Таманського півострова частини 18-ї армії, начальником політвідділу якої був полковник Брєжнєв Л.І.

Про бій під Колонщиною Брєжнєв Л.І згадував у своїй трилогії «Воспоминания» в книзі «Малая Земля»:

«Наш эшелон был разгружен на станции Гостомель. Штаб расположился в селе Колонщина.

      Бывать там мне приходилось редко, все время ездил на ближайшие станции, помогал быстрее организовать выгрузку войск, и прежде всего артиллерии, чтобы рассредоточить ее в лесополосах вдоль шоссе Житомир - Киев.

      Около часа ночи с 11 на 12 декабря мне позвонил заместитель начальника оперативного отдела штаба армии подполковник Н. А. Соловейкин: враг прорвался в районе деревни Ставище. Это всего в нескольких километрах от нас.

      Связался с Леселидзе и Колониным. Командующий уже поднял стрелковый полк, уже шли к этому месту танки, однако прибудут они в район прорыва не раньше чем через час. До их подхода мы решили бросить туда почти весь офицерский состав штаба. Эта крайняя мера вызывалась тем, что ни при каких обстоятельствах нельзя было дать врагу перерезать и оседлать Киевское шоссе.

      После звонка Соловейкина я сразу приказал поднять по тревоге офицеров политотдела. С командующим говорил минуты три всего и, когда опустил трубку, с удовлетворением увидел: человек тридцать с автоматами и гранатами были уже наготове. Распределили, кто куда едет.

      Я взял с собой адъютанта И. Кравчука и одного автоматчика. Запасливый шофер успел положить в машину десятка три гранат. По всей улице гудели заведенные машины. Направились на КП ближайшего полка. Получив самые необходимые сведения, помчались дальше. В полутора километрах от передовой из-за сильного минометного огня вынуждены были машину оставить. Быстро пошли на звуки стрельбы и вскоре наткнулись на траншею. Стонали раненые, что-то выкрикивал молоденький лейтенант. Припадая к брустверу, десятка два автоматчиков вели огонь. Короткими очередями бил станковый пулемет.

      Раздался испуганный голос из темноты:

      - Надо отходить!

      Замолчи, трус! - крикнул лейтенант.

      В тот момент я не знал, как сложилась здесь обстановка. Не знал, что эта вторая линия траншей после фашистской атаки превратилась в первую. Не знал, что враг решил не дать нам возможности закрепиться и уже атаковал снова. Понял я это, когда увидел, как под редким огнем пехотинцев перебежками надвигались фашисты, строча из автоматов и залегая, когда начинал бить наш пулемет.

      Успокоив лейтенанта, велел передать по цепи, что продержаться надо буквально минуты: на машинах послан сюда пехотный полк, на полной скорости идут танки. Побежал к бойцам обрадованный лейтенант, в другую сторону с той же вестью бросился Кравчук. Запомнилось, как он без конца повторял:

      - Это комиссар, начальник политотдела!

       За войну я не раз видел врага так близко, но этот ночной бой особенно врезался в память. При свете ракет гитлеровцы, прячась в складках местности, бросками перебегали от одного бугорка к другому. Они все ближе и ближе подходили к нам, сдерживал их главным образом наш пулемет. При новом броске он снова забил и вдруг умолк. Теперь стреляла только редкая цепь бойцов. Немцы уже не ложились - подбадривая себя криками и беспрерывным огнем, они в рост бежали к траншее. А наш пулемет молчал. Какой-то солдат оттаскивал в сторону убитого пулеметчика. Не теряя драгоценных секунд, я бросился к пулемету.

      Весь мир для меня сузился тогда до узкой полоски земли, по которой бежали фашисты. Не помню, как долго все длилось. Только одна мысль владела всем существом: остановить! Кажется, я не слышал грохота боя, не слышал шума команд, раздававшихся рядом. Заметил лишь в какой-то момент, что падают и те враги, в которых я не целился: это вели огонь подоспевшие нам на выручку бойцы. Помню, моей руки коснулась рука одного из них:

      Уступите место пулеметчику, товарищ полковник.

      Я оглянулся: траншея вся была полна солдатами. Они занимали позиции - привычно, споро, деловито. И такими родными показались мне незнакомые эти люди, такими близкими! Конечно, мы остановили гитлеровцев, а вскоре, обрушившись на них мощной лавиной, советские войска освободили Житомир и продолжали наступление.»